Что и не говори, а с экономикой у русских националистов совсем туго. Ни одна националистическая организация так и не представила сколь-нибудь внятной экономической программы, не говоря уж о воплощаемых в жизнь проектах. Обычно идеологи движения обходятся несколькими общими фразами или универсальной отговоркой – «Власть возьмем, а там разберемся». А вот и не возьмем мы власть пока не разберемся с экономикой! У народа есть весьма насущный вопрос – «Что мы будем, есть после вашей революции? Как будем работать?» Александр Елисеев - один из немногих националистических мыслителей, который хоть как-то попытался ответить на этот вопрос. В деталях с его проектом можно соглашаться или нет, но ознакомиться с ним следует обязательно.
Какой ей быть? От правильного ответа на этот вопрос зависит многое — и степень привлекательности «Русского Проекта» (статья написана в 1999 году, до того как кремлевские политтехнологи запустили полностью провалившийся «Русский проект» «Единой России» - прим.НРА), и эффективность его реализации. К сожалению, русские националисты уделяют очень мало внимания экономической проблематике, а когда касаются её, то не используют научный подход, ограничиваясь общими рассуждениями о хозяйственной независимости России. Между тем, основной вопрос экономики как науки это вопрос о собственности, вернее о том, какой вид собственности наиболее эффективен. Именно об этом и пойдёт речь в данном очерке.
По нашему мнению, наиболее эффективна общественная (коллективная) собственность. Только коллективное предприятие, которым владеют все трудящиеся, способно преодолеть отчуждение работника от средств производства. Это отчуждение, со всей неизбежностью возникающее как на частных, так и на государственных предприятиях (и там, и там рабочий является только наёмником, лишённым возможности почувствовать себя хозяином) порождает грандиозный социально-психологический эффект, суть которого — механизация сознания и превращение самого индивидуума в простейшую единицу хозяйственного процесса, в винтик гигантской машины, обеспечивающей постоянное производство материальных ценностей .
Лишь коллективное предприятие, где сами работники владеют средствами производства, способно преодолеть экономическое отчуждение и добиться высоких экономических показателей. Такое предприятие вполне вписывается в общую картину русского традиционализма, тесно связанного в экономическом отношении с общинно-артельным хозяйством. Общины и артели — живое подтверждение того. что наши рассуждения не являются какой-то кабинетной абстракцией. Общинно-артельный опыт необходимо изучать и использовать, применяя его в новых условиях, на новой основе. Попробуем сделать некоторые шаги в этой области, предварительно отметив, что наибольший интерес для нас представляют артели, являющиеся наиболее конкретным выражением самобытной хозяйственной солидарности.
Рассматривая артель, нужно помнить о двоякой роли, которую играет любая социальная реальность традиционной цивилизации. Она должна рассматриваться как через призму низшего, материального эффекта, так и в оптике высших, духовных принципов.
Вначале необходимо коснуться вопроса экономической эффективности артели. Артель представляла собой высокоэффективную хозяйственную организацию, члены которой всегда получали огромный материальный стимул к хорошей работе — великолепные заработки, во много раз превышающие заработки наёмных рабочих — и государственных, и «частных». Общественная собственность отрицает присвоение прибавочной стоимости одним лицом, частью хозяйственного коллектива или государством. Доходы распределяются между всеми его представителями, но не уравнительно, а, так сказать, иерархически, в соответствии с конкретным положением работника. Следовательно, заработок работника коллективного предприятия намного выше заработка наёмника — к обычной заработной плате добавляется еще и часть предполагаемой прибавочной стоимости, благодаря чему и возникает мощный стимул к труду2.
Дореволюционные артельные рабочие всегда выигрывали по сравнению с пролетариями. (Например, зарплата ярославских строителей, артельно работающих в Петербурге, составляла примерно 400-500 руб. в год (вторая половина XIX в.), тогда как работающие по найму зарабатывали не более 80 руб. Такая оплата труда способствовала значительному снижению себестоимости. Так, артель Нижнетурьинского завода поставляла казне ударные трубки по 38 коп. — ранее государство было вынуждено платить за них по рублю. Другая артель взяла подряд на 25 тыс. руб., за который частные собственники просили 80 тыс. руб.)
Артель достигала эффективности сугубо материальных отношении, но не предавала забвению и отношения духовные, особо акцентируя внимание на трудовой солидарности и братолюбии. Замечательный русский экономист М. Берви-Флеровский писал: «Русский работник не может жить без артели, везде, где работает несколько человек, составляется и артель: причем они не преследуют цель наживы. Главное — потребность общения... Отношение между капиталистом и работником холодное, оно основано на одном расчёте... Артельная жизнь не спишком строгий расчёт, где иногда место денежного вознаграждения занимает уважение — вот его настоящая сфера; работник при этом не теряет ни своей индивидуальности, ни достоинства, заслугу трудно оценить на деньги — он для артели сделает из уважения, артель ему за это отплатит почётом». Артельная этика побуждала каждого рабочего считать своё предприятие действительно своим, чувствовать себя полноценным хозяином, жизненно важной «частью» единого организма.
Вообще, настоящие артели были своеобразными священными общинами, ибо их деятельность строилась на основе православного отношения к окружающему миру. Такая артель имела особое место для решения всех общих вопросов — оно располагалось у иконы (у образа). Неявка считалась прогулом, даже если работник не терял ни минуты собственно рабочего времени.
Совершенно очевидно, что именно артель должна доминировать в хозяйственной жизни России, ибо она наиболее выгодна в материальном отношении и отвечает требованиям высокой духовности.
Тем, кто знаком с нашими статьями в «Эре России» и «Царском опричнике», может показаться странным, что автор, придерживающийся правых, традиционалистских взглядов апеллирует к экономическому коллективизму, в то время как традиционализм предполагает приоритет личностно-аристократического начала. Однако никакого противоречия здесь нет, ибо Традиция учит — каждый должен получить своё — массу никогда не заставить вести себя по аристократически, ей нужно жить в условиях коллективизма, безоговорочно признав за аристократией священное право на государственно-политическое доминирование, причём абсолютное. В сфере же экономики, в которой заняты массы, нужно культивировать артельный коллективизм — привычный им порядок.
Экономика — самый низший уровень национального бытия (он находится ниже духовного и политического), следовательно здесь должны превалировать и самые низшие, т. е. коллективистские формы. В том-то и заключается благо жёсткой иерархии — оно предоставляет низшим свободу проявления своей природы, а не пытается дотянуть их до более высокого уровня. «Каждому — своё!» — этот принцип должен действовать везде.
Само собой, экономический коллективизм не должен привести к полному исчезновению личностного фактора из хозяйственной жизни. Коллективные предприятия не будут коллективными до конца (впрочем, абсолютной коллективности вообще не может быть). Здесь также возникнет своя иерархия, свои лидеры, правда, всё это будет в сильнейшей зависимости от коллектива. Демократия всё же должна существовать, но (как советовали еще античные мыслители) на малых «пространствах» — в округе, в общине, на предприятии. Там она не превращается в фикцию, ибо все участники подобных «самоуправлений» лучше знают друг друга, сплочены конкретным общим делом. Кроме того, трудовой коллектив артели будет решать вопросы, находящиеся в сфере его профессиональной компетенции.
Конечно, общественный, артельно-коллективный сектор нельзя превращать в единственно существующий, да это и невозможно в принципе — речь идет «лишь» о как можно большем вовлечении в него работников.
В плане задействования личностного подхода следует поощрять частное предпринимательство, правда, существенно ограничив его. Крупный капитал, на наш взгляд, должен быть ликвидирован, т. к. он склонен к олигархической узурпации командных высот — экономических и политических. По сути дела, частное предпринимательство следует поставить на третье место в иерархии собственности после общественного и государственного секторов — оно менее эффективно, чем артельное, и подозрительно с точки зрения общенациональных интересов. Однако, в своих пределах ему надо дать полный простор. России требуется наличие внушительного слоя средних и мелких частных хозяев — богатых и независимых.
Теперь необходимо сказать несколько слов об экономической роли государства. Целесообразнее всего предоставить в его распоряжение ограниченное количество предприятий, но одновременно передать ему всю финансово-кредитную систему. Это позволит поддерживать, при помощи дешёвого (или даже беспроцентного) кредитования, все действительно эффективные предприятия, а также регулировать сосуществование коллективного и частного секторов с целью не допустить ущемления их интересов. Кроме того, государство обязано давать общие плановые задания всем отраслям и предприятиям для того, чтобы предотвратить экономическую анархию.
В заключение следует заметить, что развитие коллективного сектора должно проходить постепенно, по мере роста самоорганизации работников и комплектования научно-технического персонала, готового работать на общественных предприятиях. На первых порах возникнет необходимость в тщательной государственной опеке.
1) Акционирование, широко распространённое на Западе, указанной сути не меняет. Акционированным предприятием реально владеет небольшая группа лиц, а основная масса акционеров лишь несколько расширяет свою долю доходов. При этом возникает иллюзия сопричастности по владению собственностью, иллюзия, неспособная дать настоящий эффект.
2) При советском социализме прибавочная стоимость частично возвращалась рабочим в изменённом виде — через т. н. «общественные фонды», из которых финансировались бесплатное образование, бесплатное лечение и т. д. При всей внешней привлекательности подобной практики, она грешила двумя существенными недостатками:
(а) работник воспринимал поступления из этих фондов как нечто отчуждённое от него, изменённое и дарованное;
(б) бесплатные услуги были крайне низкого качества, т. к. персонал не проявлял материальной заинтересованности в их оказании. Гораздо более правильным представляется пользование платными услугами при наличии у пользователя (например, у рабочего-артельщика) достаточных средств для этого. Бесплатные же услуги должны оказываться тем, кто этих средств не имеет.
"Эра России" № 9 (40) август 1999 г. Александр Елисеев.
Комментариев нет:
Отправить комментарий